Архив форума ЛГ - Хочу пожедать себе и всем другим персонажам УДАЧИ на ЕГЭ!!!

Хочу пожедать себе и всем другим персонажам УДАЧИ на ЕГЭ!!!

Daiv

Назад к темам раздела.

2008-05-30 10:21:25

ELECTRA

удачи.

2008-05-30 10:27:15

А я слышала,что в след году по ЕГЭ по руссокму, в Блоке А будет уже не 1 правильный вариант ответа, а несколько

2008-05-30 10:52:19

стручёк

AnvEn
ненавижу несколькко правильных ответов =( у мя была работа по праву и из 4х 3 варианта выбрал и все неправильные =(

2008-05-30 12:19:09

Shoker

Сэр_Сериога
Я писал про то, что мол Андреев филосовски загнул......сказал про войну в двух лицах, про войну, неосознную людьми, и про войну в спокойное время, когда о ней можно поразмышлять.....Тем самым помог разобраться или по крайней мере о ней задумать большому количеству человек....

Не зна, Б часть у меня легко вышла

там было такое

безжалостным
самые сильные

и что-то еще )

2008-05-30 12:29:58

Shoker

Вот наш текст - отрывок из рассказа Красный Смех

ОТРЫВОК ДЕВЯТЫЙ

... Я сидел в ванне с горячей водой, а брат беспокойно вертелся по
маленькой комнате, присаживаясь, снова вставая, хватая в руки мыло,
простыню, близко поднося их к близоруким глазам и снова кладя обратно. Потом
стал лицом к стене и, ковыряя пальцем штукатурку, горячо продолжал:
- Сам посуди: ведь нельзя же безнаказанно десятки и сотни лет учить
жалости, уму, логике - давать сознание. Главное - сознание. Можно стать
безжалостным, потерять чувствительность, привыкнуть к виду крови, и слез, и
страданий - как вот мясники, или некоторые доктора, или военные; но как
возможно, познавши истину, отказаться от нее? По моему мнению, этого нельзя.
С детства меня учили не мучить животных, быть жалостливым; тому же учили
меня все книги, какие я прочел, и мне мучительно жаль тех, кто страдает на
вашей проклятой войн: е. Но вот проходит время, и я начинаю привыкать ко
всем этим смертям, страданиям, крови; я чувствую, что. и в обыденной жизни я
менее чувствителен, менее отзывчив и отвечаю только на самые сильные
возбуждения, - но к самому факту войны я не могу привыкнуть, мой ум
отказывается понять и объяснить то, что в основе своей безумно. Миллион
людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим
действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково
несчастны - что же это такое, ведь это сумасшествие?
Брат обернулся и вопросительно уставился на меня своими близорукими,
немного наивными глазами.
- Красный смех, - весело сказал я, плескаясь.
- И я скажу тебе правду. - Брат доверчиво положил холодную руку на мое
плечо, но как будто испугался, что оно голое и мокрое, и быстро отдернул ее.
- Я скажу тебе правду: я очень боюсь сойти с ума. Я не могу понять, что это
такое происходит. Я не могу понять, и это ужасно. Если бы кто-нибудь мог
объяснить мне, но никто не может. Ты был на войне, ты видел - объясни мне.
- Убирайся к черту! - шутливо ответил я, плескаясь.
- Вот и ты тоже, - печально сказал брат. - Никто не в силах мне помочь.
Это ужасно. И я перестаю понимать, что можно, чего нельзя, что разумно, а
что безумно. Если сейчас я возьму тебя за горло, сперва тихонько, как будто
ласкаясь, а потом покрепче, и удушу - что это будет!
- Ты говоришь вздор. Никто этого не делает.
Брат потер холодные руки, тихо улыбнулся и продолжал:
- Когда ты был еще там, бывали ночи, в которые я не спал, не мог
заснуть, и тогда ко мне приходили странные мысли: взять топор и пойти убить
всех: маму, сестру, прислугу, нашу собаку. Конечно, это были только мысли, и
я никогда не сделаю.
- Надеюсь, - улыбнулся я, плескаясь.
- Вот тоже я боюсь ножей, всего острого, блестящего: мне кажется, что
если я возьму в руки нож, то непременно кого-нибудь зарежу. Ведь правда,
почему не зарезать, если нож острый?
- Основание достаточное. Какой ты, брат, чудак! Пусти-ка еще
горяченькой водицы.
Брат отвернул кран, впустил воды и продолжал:
- Вот тоже я боюсь толпы, людей, когда их соберется много. Когда
вечером я услышу на улице шум, громкий крик, то я вздрагиваю и думаю, что
это уже началась... резня. Когда несколько человек стоит друг против друга и
я не слышу, о чем они разговаривают, мне начинает казаться, что сейчас они
закричат, бросятся один на другого и начнется убийство, и ты знаешь, -
таинственно наклонился он к моему уху, - газеты полны сообщениями об
убийствах, о каких-то странных убийствах. Это пустяки, что много людей и
много умов, - у человечества один разум, и он начинает мутиться. Попробуй
мою голову, какая она горячая. В ней огонь. А иногда становится она
холодной, и все в ней замерзает, коченеет, превращается в страшный
омертвелый лед. Я должен сойти с ума, не смейся, брат: я должен сойти с
ума... Уже четверть часа, тебе пора выходить из ванны.
- Немножечко еще. Минуточку.
Мне так хорошо было сидеть в ванне, как прежде, и слушать знакомый
голос, не вдумываясь в слова, и видеть все знакомое, простое, обыкновенное:
медный, слегка позеленевший кран, стены с знакомым рисунком, принадлежности
к фотографии, в порядке разложенные на полках. Я снова буду заниматься
фотографией, снимать простые и тихие виды и сына: как он ходит, как он
смеется и шалит. Этим можно заниматься и без ног. И снова буду писать об
умных книгах, о новых успехах человеческой мысли, о красоте и мире.
- Го-го-го! - загрохотал я, плескаясь.
- Что с тобой? - испугался брат и побледнел.
- Так. Весело, что я дома.
Он. улыбнулся мне, как ребенок, как младшему, хотя я был на три года
старше его, и задумался - как взрослый, как старик, у которого большие,
тяжелые и старые мысли.
- Куда уйти? - сказал он, пожав плечами. - Каждый день, приблизительно
в один час, газеты замыкают ток, и все человечество вздрагивает. Эта
одновременность ощущений, мыслей, страданий и ужаса лишает меня опоры, и я -
как щепка на волне, как пылинка в вихре. Меня с силою отрывает от обычного,
и каждое утро бывает один страшный момент, когда я вишу в воздухе над черной
пропастью безумия. И я упаду в нее, я должен в нее упасть. Ты еще не все
знаешь, брат. Ты не читаешь газет, много от тебя скрывают - ты еще не все
знаешь, брат.
И то, что он сказал, я счел немного мрачной шуткой это было участью
всех тех, кто в безумии своем становится близок безумию войны и
предостерегал нас. Я счел это шуткой - как будто забыл я в этот момент,
плескаясь в горячей воде, все то, что видел я там.
- Ну и пусть себе скрывают, а мне надо вылезать из ванны, -
легкомысленно сказал я, и брат улыбнулся и позвал слугу, и вдвоем они вынули
меня и одели. Потом я пил душистый чай из моего рубчатого стакана и думал,
что жить можно и без ног, а потом меня отвезли в кабинет к моему столу, и я
приготовился работать.
До войны я занимался в журнале обзором иностранных литератур, и теперь
возле меня, на расстоянии руки, лежала груда этих милых, прекрасных книг в
желтых, синих, коричневых обложках. Моя радость была так велика, наслаждение
так глубоко, что я не решался начать чтение и только перебирал книги, нежно
лаская их рукою. Я чувствовал, что по лицу моему расплывается улыбка,
вероятно, очень глупая улыбка, но я не мог удержать ее, любуясь шрифтами,
виньетками, строгой и прекрасной простотой рисунка. Как много во всем этом
ума и чувства красоты! Скольким людям надо было работать, искать, как много
нужно было вложить таланта и вкуса, чтобы создать хоть вот эту букву, такую
простую и изящную, такую умную, такую гармоничную и красноречивую в своих
переплетающихся черточках.
- А теперь надо работать, - серьезно, с уважением к труду, сказал я.
И я взял перо, чтобы сделать заголовок, - и, как лягушка, привязанная
на нитке, зашлепала по бумаге моя рука. Перо тыкалось в бумагу, скрипело,
дергалось, неудержимо скользило в сторону и выводило безобразные линии,
оборванные, кривые, лишенные смысла. И я не вскрикнул, и я не пошевельнулся
- я похолодел и замер в сознании приближающейся страшной истины; а рука
прыгала по ярко освещенной бумаге, и каждый палец в ней трясся в таком
безнадежном, живом, безумном ужасе, как будто они, эти пальцы, были еще там,
на войне, и видели зарево и кровь, и слышали стоны и вопли несказанной боли.
Они отделились от меня, они жили, они стали ушами и глазами, эти безумно
трепещущие. пальцы; и, холодея, не имея силы вскрикнуть и пошевельнуться, я
следил за их дикой пляской по чистому, ярко-белому листу.
И тихо было. Они думали, что я работаю, и закрыли все двери, чтобы не
помешать звуком, - один, лишенный возможности двигаться, сидел я в комнате и
послушно глядел, как дрожат руки.
- Это ничего, - громко сказал я, и в тишине и одиночестве кабинета
голос прозвучал хрипло и нехорошо, как голос сумасшедшего. - Это ничего. Я
буду диктовать. Ведь был же слеп Мильтон, когда писал свой "Возвращенный
рай". Я могу мыслить - это главное, это все. И я стал сочинять длинную,
умную фразу о слепом Мильтоне, но слова путались, выпадали, как из дурного
набора, и, когда я подходил к концу фразы, я уже забывал ее начало. Я хотел
вспомнить тогда, с чего это началось, почему я сочиняю эту странную,
бессмысленную фразу о каком-то Мильтоне, - и не мог.
- "Возвращенный рай", "Возвращенный рай", твердил я и не понимал, что
это значит.
И тут я сообразил, что вообще много я забываю, что я стал страшно
рассеян и путаю знакомые лица, что даже в простом разговоре я теряю слова, а
иногда, и зная слово, не могу никак понять его значения. Мне ясно
представился теперешний мой день: какой-то странный, короткий, обрубленный,
как мои ноги, с пустыми, загадочными местами - длинными часами потери
сознания или бесчувствия,
Я хотел позвать жену, но забыл, как ее зовут, - это уже не удивило и не
испугало меня. Тихонько я прошептал:
- Жена!
Нескладное, непривычное в обращении слово тихо прозвучало и замерло, не
вызвав ответа. И тихо было. Они боялись неосторожным звуком помешать моей
работе, и тихо было - настоящий кабинет ученого, уютный, тихий,
располагающий к созерцанию и творчеству. "Милые, как они заботятся обо мне!"
- подумал я, умиленный.
... И вдохновение, святое вдохновение осенило меня. Солнце зажглось в
моей голове, и горячие творческие лучи его брызнули на весь мир, роняя цветы
и песни. И всю ночь я писал, не зная усталости, свободно паря на крыльях
могучего, святого вдохновения. Я писал великое, я писал бессмертное - цветы
и песни. Цветы и песни...

2008-05-30 12:30:39

Shoker

Скидывал без вырезания тех фраз, что не попали в само ЕГЭ )

2008-05-30 19:25:49

The_death

Shoker
ppc, chto sa neumolimij BRED